Рассказики графомана Джимми

Девушка в весеннем городе

В конце марта долгая затяжная зима сдалась робким порывам весеннего ветерка.

Верка была уверена, что все самое волшебное происходит именно в это время года. Разумеется, она всегда радовалась рождественским каникулам и летнему дню рождения. Но странное щемящее чувство начала свершений овладевало ей только в мартовскую распутицу. Тогда она прекращала свои вечерние страдания над наукой, надевала броские короткие юбки, сапожки на высоких каблуках и отправлялась гулять. Сама по себе, без особых целей и понимания, без внятных намерений и надежд. Но с обязательной бутылочкой рома Малибу. Верка уже и не помнила, почему должен быть именно ром и именно Малибу. Но не пыталась изменить сложившуюся традицию.

В прошлом году одна из таких прогулок закончилась весьма перспективным и многообещающим знакомством с солидным дядькой из какого-то городского департамента. У дядьки, конечно, была семья, но разве остановят такие мелочи истинную Любовь?

Большое значение в амурных делах имеет жилищный вопрос. Ну как любовникам утолить свои чаяния и страсти, если нет подходящего угла? Конечно, молодых юнцов это не остановит – подоконники в подъездах пока не перевелись, но то, что хорошо в двадцать – крайне нежелательно за пятьдесят. По сравнению с миллионами сверстниц Верка могла похвастаться настоящим богатством – хоть и небольшой, но собственной комнатой, хоть и в коммуналке, зато в самом центре города.

Ордер на маленькую комнату в старом доходном доме получила еще до войны бабушка Верки, ныне покойная Нина Афанасьевна Семенова. Совсем не отличница производства, сторонившаяся любой общественной деятельности, своим прощанием с общежитием юная Ниночка была обязана секретарю парткома, любовницей которого стала почти сразу после устройства на большой столичный завод. Несмотря на последующие три замужества и сопутствующую череду многокомнатных квартир и шикарных дач, Нина Афанасьевна никогда не выписывалась из своей коммуналки, и по странной прихоти души именно эти пятнадцать квадратных метров всегда называла своим домом.

Вовремя подсуетившись в разгар эпохи перемен, Нина Афанасьевна прописала на собственную площадь единственного ребенка непутевой дочери, а потом и приватизировала дорогие (во всех смыслах этого слова) пятнадцать метров на внучку. Она очень верно рассчитала, что ее добрые сыночки вряд ли выделят сироте-племяннице хоть кроху из немаленького наследства.

Небольшая комнатка Верки делила космос коммуналки на две воюющие вселенные.

Справа в двух комнатах жили супруги Щегловы. Олег Иванович относился к той категории мужчин, которые всегда все знают и обо всем могут высказать собственное мнение, будь то вооруженный конфликт в Западной Африке, последняя теория строения вселенной или новый альбом известной девчачьей группы. Его тучная (чтобы не сказать жирная) жена всегда как-то робко, заискивающе с ним соглашалась. Верка, правда, давно заметила, что несмотря на все показное преклонение перед мужем, именно Елена Щеглова является главой семьи, решающей, куда ехать, что покупать и какую программу телевизора смотреть. Сын Щегловых, которого Верка помнила высокомерным подростком с некрасивой стрижкой под горшок, несколько лет как уехал за океан. Щегловы никогда о нем ничего не рассказывали, хотя время от времени получали из-за границы толстые пакеты со множеством штемпелей.

В двух комнатах слева от Верки обитала большая и дружная полуцыганскоая семья

У Тамира и Зои было четверо детей от полутора до 8 лет. Каждый месяц к ним наезжала родня. Хотя Щеглова и просветила Верку, что «табор» получил жилье совершенно незаконно, только на том основании, что начальник местного паспортного стола являлся не то шурином, не то деверем Тамира, Верка твердо выдерживала нейтралитет.

И вот скоро год, как в этом тесном мирке появился новый персонаж – Веркин полюбовник, обычно навещавший свою пассию два-три раза в неделю по вечерам. Верка радушно принимала дядьку на своей площади, разорившись по такому случаю на новое белье и покрывало. Дядька балдел от Веркиного бескорыстия и преданности, изобретательности в постели и искренности в любовных признаниях. Он часто дарил ей разные золотые брюлики, иногда с бриллиантиками. Но Верка никогда их не носила, только складывала в потайном сундучке, хранившемся глубоко на полке в шкафу. Еще дядька притаскивал бутылки рома Малибу, и они постепенно накапливались под столом, несмотря на то, что Верка раздаривала их друзьям и однокурсникам.

Сама Верка была всем абсолютно довольна – вплоть до дня, когда подул промозглый весенний ветерок и ее натура уловила очередной зов природы. Дядька проявил удивительное непонимание, категорически возражая против прогулок Верки в коротких юбках и с бутылкой рома по городу. Но Верка игнорировала все его замечания и упреки, вновь и вновь отправляясь в странное кружение по городу.

И после очередного скандала дядька не пришел. Ни на этой неделе, ни на следующей. Щегловы и «табор» молчаливо решили, что Верка – дура, упустила такого важного мужика, а ведь если бы правильно себя повела – могла бы и захомутать, наверное.

В конце апреля по телевизору показали сюжет о найденном у реки трупе с отрубленным указательным пальцем. Но никто из обитателей коммуналки не обратил на очередную криминальную историю никакого внимания.

Вместо дядьки Верка однажды привела домой лохматого и небритого юношу, главным достоинством которого соседи сочли немыслимо красивый красный автомобиль, и в целом – одобрили новое Веркино знакомство. Новый кавалер ничего не понимал в брюликах и бриллиантах, но зато провел в квартиру интернет и пару раз заговаривал о знакомстве с мамой…

Долгими зимними вечерами, когда новый любовник отсутствовал, Верка доставала свой заветный сундучок и нежно перебирала хранящиеся там драгоценности. Полностью разложить свое богатство она боялась, чтобы соседи ненароком не подсмотрели. Но она обязательно доставала и выкладывала в «заборчик» тонкие гладкие белые палочки из отдельного замшевого мешочка. Беря палочки по одной, Верка пыталась вспомнить хоть одного своего любовника - обладателя конкретной косточки, но лица и голоса неизменно сливались в один единственный размытый образ – красивая мамина рука свешивается из ванны, по пальцам на пол течет струйка крови и стоящая рядом бутылка рома Малибу окрашивается в темно-бордовый цвет…

Джимми из винной лавки

Следующая страница: Гордость рыцарского замка